12.11.2017

Последнее обновление:03:42:40 PM GMT

Вы тут: Мудрость Сказки Венгерские народные сказки

Венгерские народные сказки

Белый мышонок

А было это там, где и не было, за семьюдесятью странами-государствами, жил в тех краях бедный человек. Жена попалась ему раскрасавица, а вот детишек не было у них ни единого. Уж как они молились, к богу взывали, с тем и спать ложились, с тем и вставали.
— Господи, господи, благослови ты нас дитятком, пусть хоть малюсеньким, пусть хоть с горошинку.
Но не доходили, видать, до бога их молитвы.
Ну, время идет, у бедняка на сердце кошки скребут, жена его и вовсе горюет. Но вдруг как-то утром она говорит:
— Послушайте, муженек, какой странный сон мне нынче приснился!
— Ну-ну, расскажи, а я послушаю.
— Будто приходит к нам в дом седой старец и говорит: «Знаю, об чем ты да муж твой печалитесь. Так вот, коли вправду хотите вы какого-никакого дитенка иметь, нынче же утром выйдите оба за ворота и стойте там, ждите. Кого б ни увидели первым, будь то человек или любая другая живая тварь, ловите его и в дом несите. Это и будет вам сын».
— Ну и ну, жена, странный сон, право. А все же попытка не пытка, пойдем-ка.
Оделись они поскорей, за ворота вышли, стоят.
Вдруг, откуда ни возьмись, бежит по дороге белый мышонок.
Муж и жена ему наперерез бросились, поймали, жена за пазуху мышонка спрятала, в дом понесла. Стал мышонок у них за сына жить, а кормили его хлебом, в молоке смоченном.
Прошло сколько-то времени, мышонок говорит бедняку:
— Ступайте, дорогой отец, к королю' и скажите ему, что просите для сына своего руки его дочери.
— Опомнись, несчастный, что ты плетешь! Осерчает король, велит голову мне отрубить!
— Ничего не бойтесь, дорогой отец, ступайте к королю и сделайте, как я сказал. Остальное дело мое.
Не отступался белый мышонок, день и ночь отца уговаривал, наконец бедняк махнул рукой да и пошел к королю. А дворец был от дома их не так чтоб и далеко — на ружейный выстрел, не дале. Заглянул бедняк в ворота королевские, а король как раз по двору прохаживается, солдатам смотр делает. Бедняк подошел поближе, поклонился, поздоровался честь по чести и говорит:
— Ваше королевское величество, жизнь и смерть моя в ваших руках. А явился я к вам по той причине, что единственный мой сынок, белый мышонок, велел мне просить для него руки вашей дочери.
Ох и смеялся король, даже слезы на глазах выступили.
— Ну-ну, бедный человек, будь по-твоему. Только должен сперва твой сын три дела исполнить, а не сумеет — велю отрубить ему голову да на кол насадить, для острастки. Первое задание будет такое: пусть проберется в сад феи Илоны и принесет оттуда три золотых яблока.
Поплелся бедняк домой, идет, клянет себя: и как же он глупой затее
белого мышонка поддался, теперь вот приходится единственного сына лишаться. Чуть не помер с горя бедняга, пока до родного порога дошел. Рассказал сыну, чего король от него требует. А белый мышонок ему говорит:
— Подумаешь, дело великое — три золотых яблока достать! Не терзайтесь, не мучайте себя, дорогой отец, я их нынче же принесу.
Юркнул мышонок за дверь — да и был таков, только у сада феи Илоны дух перевел. Нашел дырку в заборе, прошмыгнул в сад, на первое же дерево влез, сорвал золотое яблоко. Но какой трезвон поднялся тут в саду, если б вы знали,— да что там в саду, на весь свет тот трезвон слышно было! Мышонок глазом моргнуть не успел, как с шумом, с громом примчался семиглавый дракон (чтоб вы знали, фея Илона ему приказала свой сад охранять). Огонь из семи драконьих пастей так и пышет, все вокруг опаляет. Подлетел дракон к яблоне, головами своими вертит, во все глаза глядит — что случилось, нет ли гостя незваного?
Но белый мышонок в дупле затаился, так и просидел там не шевелясь, пока дракон прочь не умчался. Тут он из дупла выскочил, сорвал еще два яблока и в один миг по ту сторону забора оказался.
То-то удивился бедняк, когда мышонок три золотых яблока принес, чуть не в пляс пустился на радостях! Тотчас яблоки в котомку сунул и чуть не бегом к королю.
— Извольте принять, ваше величество, вот они, три золотых яблока. Король и так, и эдак яблоки вертел, со всех сторон разглядывал, но
не нашел никакого изъяна. Яблоки точно те самые, из чистого золота, из сада волшебного. Какие он требовал.
— Ладно, бедняк, яблоки сын твой добыл. Да только ведь еще два дела исполнить надобно. Ты ему вот что скажи: ежели к утру не построит он на месте твоего дома дворец золотой, точь-в-точь такой же, как мой, и чтоб так же на петушиной ноге вокруг себя поворачивался, утром казню я его, страшной смерти предам.
Вот когда несчастный бедняк испугался! Разве ж под силу малюсенькому мышонку этакий дворец выстроить, когда он и с игрушечным домиком нипочем бы не справился. Одно дело яблоки выкрасть, а уж это... Даже заплакал бедняк, в дом войдя и сына увидев.
— Ох, сыночек любимый, навлек ты на себя беду неминучую. Ежели к утру на месте нашей лачуги не встанет дворец, точь-в-точь как у самого короля, страшной смертью казнят тебя!
А сын-мышонок ему отвечает:
— И вы из-за такого пустяка убиваетесь, батюшка? Ложитесь-ка да спите спокойно и вы, и добрая матушка, а как проснетесь, чудо увидете.
Когда совсем уж стемнело, выскочил белый мышонок во двор, вынул свисток да как засвистит! В тот же миг со всех сторон черти слетелись, и набралось их столько, что небо почернело, ни звезд, ни луны не видать. А старый хромой черт к белому мышонку подскочил и говорит:
— Приказывай, мой повелитель!
— Прежде всего этот дом разберите, да так, чтоб родители мои не проснулись, а на его месте золотой дворец поставьте, в точности такой, как у короля.
Эх, началась тут у чертей свистопляска! Забегали они, завертелись, засуетились, однако ж к рассвету все было исполнено — вырос на месте
бедняцкой лачуги дворец, словно век там стоял. Утром проснулись бедняк и жена его, глаза протирают, ничего понять не могут, друг дружку локтями подталкивают, друг у друга спрашивают: может, сон это? мы это или не мы?
Белый мышонок к ним подбежал, смеется: вы это, вы, говорит, кто ж еще?
Соскочил тут бедняк с золоченого ложа, парчовую одежу на себя натянул и побежал к королю. А тот уж давно у окошка стоит, на точный слепок своего же дворца смотрит. Бедняка он увидел издали, закричал:
— Ах ты, колдун и отец колдуна! Не входи ко мне, стой где стоишь и слушай: чтоб к утру построил твой сын мост золотой между нашими дворцами и чтоб по обеим сторонам того моста золотые деревья росли, а на них золотые птицы пели. Иначе весь ваш род изведу!
Пошел бедняк домой, но только на этот раз он не слишком-то опечалился. Если те два задания сынок выполнил, так уж, верно, и с этим справится, думал бедняк про себя — и не ошибся. Утром он уже по золотому мосту шагал к королю. И белого мышонка с собою взял. Вступили они в покои королевские, поздоровались как положено, бедняк и говорит:
— Ваше величество, господин король, жизнь моя и смерть моя в ваших руках, только я на этот раз и сына с собой привел. Пора бы и свадьбу сыграть.
Король было на попятную, отговариваться стал по-всякому, да только что же делать-то — слово дано, обратно не возьмешь. Призвали королевну. Ох, что с ней было, с бедняжкой, когда она своего суженого увидела! Уж она и плакала, и рыдала, и наземь семьдесят семь раз бросалась, а все без толку — созвали народ, свадьбу сыграли. Тут и вечер настал, молодые в спальню свою пошли. Плачет королевна, клянется, что нипочем не будет мышонку женой и чтоб не смел он до нее коснуться — она тут же голову ему свернет, не задумается!
А мышонок подпрыгнул вдруг, через голову перевернулся и — вот чудо так чудо! — обернулся красивым и статным юношей.
— Не бойся меня, прекрасная королевна,— сказал он,— я никакой не мышонок, а самый настоящий королевич, только лежит на мне страшное отцово заклятье: семь лет, семь недель и семь дней должен я белым мышонком прожить. Время заклятья еще не кончилось, так что гляди, никому на свете о том не обмолвись, не то нам обоим худо придется.
Королевна обрадовалась, обещала, что никому ни словечка не скажет. Да только утром король-отец стал у нее допытываться, кто на самом-то деле муж ее, и до тех пор не отпускал, пока она не проговорилась.
«Так нет же,— сказал себе король,— не будет мой зять в мышиной шкуре ходить!» Позвал он к себе старуху одну, ведунью, приказал ей в спальне молодых спрятаться, а когда белый мышонок свою шкурку сбросит, незаметно ее утащить да тут же и сжечь.
Старая ведунья так и сделала, в спальне молодых загодя под кроватью спряталась, а когда они спать легли, потихоньку вылезла, шкурку мышонка нашла и в огонь бросила. Сгорела шкурка.
Утром белый мышонок просыпается, хочет шкурку надеть, ан нет ее! Опечалился он, говорит жене:
— Не сдержала ты слова, жена, кто-то украл мою шкурку. Теперь я должен поскорее бежать отсюда, домой к отцу-королю воротиться, в его черную крепость. А ведь мне всего-то шесть дней оставалось до срока!
Молодая жена плачет, слезами обливается.
— Что ж,— говорит ей мышонок,— если хочешь ты моей женою остаться, надо и тебе за мною идти.
Вынул он тут золотой обруч и надел его жене на руки.
— Носи этот обруч, пока в разлуке мы, и я буду знать, что ты моя, никого другого обнять не хочешь. Сейчас я отправлюсь в черную крепость, ступай и ты туда же, в одной сорочке иди, босиком, с обручем на руках. Придешь к крепостным воротам, стань там и кричи громко: «Выдь ко мне, королевич, отцом заклятый, я жена твоя, сними с моих рук золотой обруч!» Коли желаешь меня вызволить, семь дней, семь ночей там простоишь, будешь звать меня, пока заклятье не снимется.
Зарыдали они оба горько, попрощались, и белый мышонок, теперь уже в человечьем обличье, ушел в дальнюю дорогу. Под вечер и его молодая жена пошла за ним следом, нигде не останавливалась ни на минутку, пока не увидела черную крепость. Стала она у крепостных ворот и закричала громко:
— Выйди, королевич, отцом заклятый, я жена твоя, сними с моих рук золотой обруч!
Семь дней, семь ночей звала она так своего мужа. Наконец ворота крепости отворились, выбежал красавец королевич к жене, обнял ее, поцеловал, а золотой обруч сам собою раскрылся, к их ногам упал. Собрались они в путь — первым делом «белый мышонок» своих названых родителей желал навестить,— сели в скорлупу ореховую, по речке Кюккёлё вниз поплыли-поехали.
Так и плывут, завтра к вам в гости нагрянут.
Бей, не жалей, моя палочка!

Было оно или не было, за семьюдесятью семью государствами, по сю сторону моря дальнего жил однажды бедный дровосек. Бедный был, как церковная мышь, даже еще беднее. С рассвета до заката в лесу деревья валил, а на обед да на ужин ничего, кроме ломтя черствого хлеба, заработать не мог.
Вот сидит он однажды под деревом, хлеб жует, вдруг видит, откуда ни возьмись, стоит перед ним седой старик.
— Дай,— говорит,— и мне хлебушка.
— Как не дать,— улыбнулся дровосек,— вижу я, что твоя милость и меня беднее.
Разломил он хлеб пополам и одну половину дал старику.
— Так знай же, бедный человек,— сказал тут старик,— добрых я награждаю, а злых наказываю. Ты со мной последним куском поделился, за твое добро и я тебе добром отплачу.
«Какого уж добра ждать мне от этого древнего старца!» — подумал дровосек, но вслух ничего не сказал.
А старик вынул из сумы скатерть и говорит дровосеку:
— Дарю тебе эту скатерть, бедный человек. Как проголодаешься, скажи: «Скатерка, скатерка, накрывай на стол!» — и в тот же миг появится перед тобой стол, а на столе — всякая снедь, какую душа твоя пожелает, глаза да рот взалкают.
Поблагодарил бедняк за подарок, простился со старцем и пошел домой. А сам думает: «Ну и пусть старик прихвастнул, скатерть и сама по себе денег стоит. Но надо все же испробовать ее, как проголодаюсь».
Само собой, этого долго ждать не пришлось: немного всего и прошел дровосек, а в животе уж урчит. Тут как раз корчма показалась. «Ладно,— думает дровосек,— зайду в корчму, там и испытаю скатерку». Вошел он, сел за стол, вынул скатерку из сумы и приказывает:
— Скатерка, скатерка, накрывай на стол!
Ну, чудо так чудо! Скатерка мигом развернулась, накрыла стол — дровосек и глазом моргнуть не успел, а на столе каких только яств не было! Булка белая, поросенок жареный, блины с творогом, голубцы, курица фаршированная...
Подбегает корчмарь к нему, руками всплескивает:
— Где ж вы скатерть такую добыли, мил человек? Дровосек все ему рассказал.
Ох как полюбили его с ходу что корчмарь, что корчмарша! Подсели оба к столу, вместе с ним пировали. Бедный дровосек и домой не пошел, остался в корчме ночевать. Корчмарша сама ему постель постелила, подождала, когда он заснет.
Ведь только этого и дожидалась! Едва заснул дровосек, она из сумы его скатерть вытащила, наскоро сшила точно такую же и в суму положила.
Утром пошел бедный дровосек дальше, до самого дома не останавливался. Пришел и радостно так говорит жене:
— Ну, жена, теперь мы с тобой заживем! Принес я такую скатерть,
что стоит мне слово сказать, появится на ней снеди всякой видимо-невидимо, на всю деревню хватит!
— Уж вы, муженек, не дурите мне голову,— говорит жена.— Или ума вы лишились?
Выхватил дровосек скатерть из сумы и приказывает:
— Скатерка, скатерка, накрывай на стол!
Да ведь этой скатерти хоть сто раз скажи, толку не будет.
— Ах, бесстыдник, над женой потеху устроили,— рассердилась жена.— Ступайте-ка лучше назад в лес. Дома и куска хлеба нет.
— Но послушай, жена, один-то раз получилось все! — не унимался бедный дровосек.
А того, что в корчме чудо-скатерть ему подменили, и в мыслях у него не было.
Понурился бедный человек, опять в лес пошел, стал деревья рубить, как прежде, в полдень присел возле большого дерева, вынул кусочек черствого хлеба. «Интересно,— думает,— может, и нынче тот седой старец пожалует?»
А старичок уже тут как тут, опять попросил хлеба кусочек.
— С радостью поделюсь чем бог послал, старичок,— сказал дровосек,— хотя вчера ты меня очень обидел. Скатерка-то твоя один только раз меня покормила, а больше не захотела, сколько я ни просил: «Скатерка, скатерка, накрой на стол!»
— Значит, не та это скатерть, которую я тебе дал,— сказал старик.— Подменили, должно быть. Ну, не горюй, на этот раз я барашка тебе подарю. Ты ему только скажи: «Барашек, барашек, станцуй!» — и сразу из шерсти его золото градом посыплется. Только гляди, чтоб и его у тебя не украли.
Вытащил он тут из сумы белого барашка, отдал дровосеку, а сам исчез, будто сквозь землю провалился.
Обрадовался бедный дровосек, больше и веточки не срубил, веселый, домой заспешил. Но не утерпел, завернул в корчму: очень уж хотелось перед корчмарем похвастаться, какого чудо-барашка ему старик подарил.
— Ну-ка, покажи, неужто взаправду так? — стали его корчмарь с корчмаршей подначивать. .
Бедный дровосек и скажи:
— Барашек, барашек, станцуй!
И посыпались тут золотые монеты что твой град! Ну и чудо! А бедный дровосек корчмаршу да корчмаря подбадривает:
— Вы подбирайте, не стесняйтесь, у меня-то теперь деньги будут всегда, как только понадобятся!
Но, видать, корчмарю с корчмаршей и этого показалось мало. Ночью, когда заснул дровосек, украли они его барашка, а вместо него другого поставили, точь-в-точь с виду такого же.
Что говорить! Пришел дровосек домой, сказал: «Барашек, барашек, станцуй!» — а барашек знай себе блеет. Какие танцы!
Бедный дровосек бранится, жена его плачет — горюет, бедная, что муж умом тронулся.
Опять пошел дровосек в лес, да крепко придавила его печаль, работа из рук валится. В полдень сел он под дерево перекусить, вынул хлеб, но кусок не шел в горло. Сидит дровосек, горюет, глядь — перед ним опять седой старичок, но на этот раз хлебца не просит.
— Горюешь, бедный человек? — спрашивает старичок.— Барашка, видно, тоже лишился? Ну, так знай: и скатерть, и барашка корчмарь с корчмаршей украли. Но ты не печалься, я тебе еще раз помогу за доброту твою. Возьми-ка вот эту палку, ступай в корчму и скажи: «Бей, не жалей, моя палочка!» Она до тех пор будет их колотить, покуда не отдадут тебе барашка и скатерть. Но уж палку эту ты береги как зеницу ока, она ведь такая, что и с целым войском управится по твоему приказу.
Бедный дровосек даже поблагодарить не успел старика, исчез он, словно его и не было.
Чуть не бегом бросился дровосек в корчму, ни разу не остановился даже, чтоб дух перевести. Сперва просил по-хорошему скатерть да барашка вернуть ему, а как понял, что толку не будет, сказал:
— Бей, не жалей, моя палочка!
Эх, что тут началось! Завертелась палка, по спинам корчмаря с корчмаршей запрыгала — по спинам, по головам, по всем прочим местам, пока бесстыжие воры не запросили пощады.
Тут уж отдали они и скатерть, и барашка.
Обрадовался дровосек, сам не свой от радости домой побежал ветра быстрее, хотел поскорее жене доказать, что правду одну говорил. Прибежал домой, сказал:
— Скатерка, скатерка, накрывай на стол!
Скатерть на столе развернулась, и уж каких только яств там не было, всю деревню на пир созвали, едва управились. Тогда дровосек говорит:
— Барашек, барашек, станцуй! И посыпалось золото градом!
Пошел тут слух по всему государству и еще на кривой вершок
дальше, что бедняк дровосек чудо-скатертью и чудо-барашком разжился; со всех концов приезжали люди чудесам подивиться — герцоги, графы, бароны, лихие молодцы-цыгане. А однажды и король собственной персоной пожаловал. Говорит король дровосеку:
— Слышал я про твою чудо-скатерть и про волшебного барана. Приехал вот посмотреть, правда ли, что мне говорили. Но ежели окажется, что понапрасну я сюда тащился, быть твоей голове на колу, так и знай!
Ну, бедному дровосеку пугаться-то нечего. Сказал он скатерти:
— Скатерка, скатерка, накрывай на стол!
Такое угощение королю поставил, что тот ел-пил до отвалу, еще и пальцы облизал.
— Теперь барана показывай! — приказал король.
— Барашек, барашек, станцуй! — сказал дровосек.
Танцует барашек, золото градом сыплется, у короля глаза разбегаются.
— Что ж, вижу я, ты людям голову не морочил,— сказал король.— А теперь слушай мое повеление: завтра в полдень я вернусь во дворец — чтобы скатерть и барашек уже там были!
Испугался бедный дровосек: «Что же делать-то? Ведь король шутить не любит, не послушаюсь — быть моей голове на колу!»
Потому что, хотите верьте, хотите нет, а только позавидовал король бедному дровосеку из-за чудо-скатерти и барашка!
Мучился бедный дровосек, горевал-печалился, ночь не спал. А под конец решился: не понесет он королю ни скатерти, ни барашка, а тех, кто придет за ними, палкой волшебною встретит!
На другой день вечером и правда подъезжает главный придворный с дюжиной солдат и приказывает дровосеку с ними вместе в путь собираться да барашка и скатерть с собой прихватить.
— Сейчас я, сейчас,— сказал бедняк,— подождите чуток! — А сам палке подмигивает: — Бей, не жалей, моя палочка!
Палке той повторять не нужно — пустилась по спинам гостей незваных плясать, и главному придворному и солдатам крепко досталось, бегом до дворца бежали; так и так, королю докладывают.
Эх и осерчал король! Велел в трубы трубить, все свое войско собрал и пошел войной на бедного дровосека. А тот и войска огромного не испугался, сказал палочке: «Бей, не жалей!» — и она так короля по голове саданула, что он свалился с коня замертво, злая душа. Палка меж тем по войску прогуливается, минуты не прошло — лежит войско на земле поверженное.
То-то было радости по всей стране, как узнали люди, что злой король богу душу отдал. Собрался народ, королем дровосека выбрали. Очень его все любили.
И королем он хорошим был, может, и нынче живет, коль не помер.
Два вола с горошинку

Было однажды там, где и не было, по ту сторону океана невиданного — большое море, а посреди моря большой-большой остров; посреди этого острова стояла большая гора, а на вершине горы тысячелетнее дерево. На том дереве было девяносто девять ветвей, и на девяносто девятой ветке висела сума с девяносто девятью потайными кармашками; в девяносто девятом кармашке хранилась мудрая книга моего дяди Лаци, было в ней девяносто девять листов, на девяносто девятом листе и прочитал я вот эту сказку.
В неизвестные времена жил человек, бедный-пребедный, а сосед его был еще беднее. У того был сын, у этого — дочь. Думали бедняки, думали и решили своих детей поженить, две нищенских сумы вместе сложить.
— Знаешь, что я надумала, муженек? — говорит однажды молодая жена.— Ничего, что вы не папистской1 веры, попробуйте разок попоститься в пятницу: может, господь вас чем-нибудь одарит за это.
Послушался молодой муж совета, в пятницу честно постился, ни кусочка во рту не было, но господь ничего ему за это не дал. «Ну, что ж,— думает бедняк,— попробуем еще раз, пускай за богом должок останется». В следующую пятницу он опять пост объявил, и в следующую тоже — сам не заметил, как и семь пятниц прошло. А господь все не торопится долги отдавать. «Ну нет, дальше так не пойдет,— рассердился бедняк, — уж если господь хотел меня наградить, сейчас самое время». Подумал-подумал бедняк и говорит жене:
— Слышь, жена, испеки ты мне лепешку в золе, потому как решил я сам к господу богу пойти. Надо ж узнать, в чем я сплоховал.
Жена испекла лепешку, и бедняк пошел бога искать.
В полдень оказался бедняк у дремучего Герецкого леса, видит, на поляне старец седой на двух волах пашет, а волы совсем малюсенькие, с горошинку, не больше. Поздоровался бедняк. Старец приветливо спрашивает:
— Куда путь держишь, бедный человек?
— Мне, отец, до господа бога дойти надобно,— отвечает бедняк.— Семь пятниц подряд я постился, а он ничего не дал мне за это. Вот я и решил узнать почему.
— Ну, ради этого ноги трудить не стоит, — говорит седой старец. — Вот дам я тебе этих двух волов. Не гляди, что они с горошину, заживешь с ними припеваючи. Только никому их не продавай ни за что!
Погнал бедняк двух малюток волов домой. На другой же день с ними в лес отправился. Телегу по колесу, по доске собрал у соседей: один колесо ему дал, другой — ось, третий — дышло; все это он пригнал кое-как, приладил — какая-никакая, а все же телега. Положил он на нее два бревнышка, а больше не смеет: не столько за телегу боится, сколько в волов-крохотулек не верит. Да только были волы не простые, волшебные; он уж собрался в обратный путь, а один вол и говорит:
— Неужто мы станем позориться, по деревне ехать с этими жалкими двумя бревнышками? Нет, хозяин, ты уж нагрузи телегу как следует.
Бедняк только головой покрутил, но решился все-таки, нагрузил бревен целую гору. Только из лесу выехал, а навстречу граф катит с деревенским старостой. Увидели господа, что два вола с горошинку этакую гору дров тащат, чуть навзничь не повалились.
Граф бедняку говорит:
— Этих волов я у тебя покупаю, мужик. Сколько ты за них хочешь?
— Не продам я их, господин граф,— отвечает бедняк. Рассердился граф, приказал бедняку Герецкий лес за один день
вспахать, засеять, забороновать, а не поспеет — без волов останется. Бедняк чуть не плачет: что тут поделаешь? А вол ему вдруг говорит:
— Не печалься, хозяин, раздобудь только плуг, остальное наша забота.
Побежал бедняк по деревне. Один колесо дал от тачки, другой — лемех большой, тот — лемех малый, этот — постромки; часу не прошло — сладил бедняк плуг.
Отправились они в Герец. Когда пришли, один вол-малютка говорит:
— А теперь, хозяин, ложись и спи спокойно; что надо, мы сделаем сами.
Бедняк возражать не стал, лег спать, а когда пробудился, все было вспахано-забороновано. Воротились домой, бедняк доложил старосте, что работу выполнил. Староста с графом в Герец помчались, каждый вершок пашни облазили, нигде не нашли огрехов.
— Ну, вот что, бедняк,— говорит тогда граф бедняку,— сена у меня много заготовлено, объедешь мои луга, за один день соберешь все, до последней травинки, и свезешь сено в мой двор. Не поспеешь — останешься без волов!
Вышел от графа бедняк, чуть не плачет, но волшебный вол опять его утешил:
— И не вздумай печалиться, добрый хозяин! Ложись-ка вот здесь, на меже, да спи, ни о чем не заботься!
И правда, сколько ни было сена у графа, волы все за день собрали до последней травинки и на телегу сложили: получилась такая гора, что бедняк и не видел верхушки. Подъехали к графской усадьбе, бедняк пошел прямо к графу, докладывает: так и так, сено привезено, но придется дворец отодвинуть немного, иначе сено во дворе не поместится. Граф не дослушал, бедняка взашей вытолкал, тот с лестницы
скатился, чудом ребра не переломал. Увидели это малютки волы, тронули слегка телегу, задела телега дворец, задом наперед его повернула. Граф чуть не помер со злости.
— Ну, так слушай, бедняк, мое слово,— сказал граф.— Желаю я в аду побывать, поглядеть, что там да как. Повезешь туда и меня, и старосту. Не захочешь — волов лишишься, да и самому тебе несдобровать!
Совсем приуныл бедняк. Разве знает он, где дорога в ад? Не бывал никогда в тех краях даже близко. А вол опять говорит ему:
— Не печалься, хозяин! Очень хорошо, что они в ад захотели спуститься. Для обоих самое подходящее место!
Подъехал бедняк к дворцу графскому, граф и староста влезли на большую телегу, волы-малютки покатили телегу к преисподней. Под вечер у въезда оказались. Волы с разбегу лбами по воротам ударили, граф и староста из телеги вылетели, вверх тормашками в пекло влетели.
— А теперь, хозяин, закрой за ними ворота, да покрепче,— сказал один из волов.
Бедняк совета послушался, и остались граф со старостой в аду до конца дней своих.
А бедняк с волами-горошинами и нынче живет-радуется, коль не помер еще.
Удалец портной

Расскажу я вам сказку про одного портного. Был портной беден, как церковная мышь. Впрочем, пожалуй, мышь церковная победнее. У портного-то была хотя бы иголка, да тупые ножницы, да жена беззубая, да еще дети, ох и много детей, больше чем дырочек в сите. Ели не каждый день, даже мамалыгу лишь по воскресеньям варили, и то не всякое воскресенье. И все же в какое-то воскресенье случилось, что малая крошка от мамалыги на столе осталась; сразу мухи налетели роем, еще бы миг — и мамалыги как не бывало. Не растерялся портной, к тому же и рассердился на мух — зачем его объедают! — ударил ладонью по столу, двадцать мух сразу прихлопнул, лежат все вверх лапками.
«Эге, а сила-то у меня, оказывается, богатырская, — удивился себе самому портной.— Вот уж не думал, право! Ну, коли так, ура мне, ура! Пойду по свету удачи искать».
Вырезал он дощечку тонкую, написал на ней большущими буквами: Раз ударил — двадцатерых нету!
Повесил дощечку на шею и пошел из дому прочь. Дети плакали, молили отца не покидать их, жена рыдала, упрашивала, но портной слушать никого не стал, заупрямился: теперь его хоть веревкой вяжи, дома не останется. Крепко поверил портной в удаль свою молодецкую.
— Не пропаду,— говорит,— на чужбине, как-нибудь извернусь. Пошел наш портной по свету бродить; шел да шел, и попался ему
по пути густой лес. А он уж и притомился изрядно, решил отдохнуть, прилег возле родника. Только прилег — подходит к роднику черт за водой с бурдюком преогромным из буйволиной шкуры. Увидел черт портного, надпись на груди прочитал.
«Гм-гм, экий силач,— думает черт.— Хорошо бы его заманить к нам в услужение». Подошел черт поближе, здоровается эдак вежливо:
— Дай бог помощь, земляк, будьте здоровы.
— Дай бог,— отвечает портной коротко.
— Неужто и вправду вы сильный такой, что «Раз ударил — двадцатерых нету»?
— Угу.
— Может, пойдете ко мне в услужение?
— Чего ж не пойти, коли хорошо заплатите.
Тут же и сговорились. Три года портной будет у черта служить, возы таскать да дрова приносить, ничего другого не делать, а через три года получит за это мешок золота.
Протянул удалец портной черту руку:
— Вот моя рука — не свинячья нога, черт-землячок!
Ударили они по рукам и отправились к черту домой. А детей у черта было столько же, сколько у портного, даже на парочку больше.
Только пришли они, чертенята припали к воде и всю до капельки выпили. Выпростали буйволиный бурдюк, портному дают — ступай, мол, к роднику по воду.
Тащит портной бурдюк к роднику, из последних силенок тащит, а сам думает, голову ломает: как же быть теперь, с водой-то он этот бурдюк нипочем не подымет, даже с места не сдвинет! Стоит портной, думу думает, а чертям надоело ждать, послали одного посмотреть, что он делает, почему воду не несет. Испугался портной, со страху схватил большую дубину и — лишь бы делать что-то — стал ею землю ковырять у родника. Увидел это черт, спрашивает:
— Что ты делаешь, удалец портной?
— Подумал я, зачем мне каждый день к роднику ходить,— отвечает портной,— я уж разом весь родник вырою да к дому перенесу, колодец устрою.
— Ой, не делай этого,— взмолился черт,— моя матушка ведь слепая, упадет в колодец, не ровен час! Лучше уж я за тебя стану воду таскать.
— Ну, коли так, будь по-твоему, — согласился портной, дозволил черту за себя воду таскать.
На другой день послали портного по дрова, наказали три сажени принести сразу. Это ему-то, которому и три охапки дров за один раз не поднять! Так и эдак ломает голову портной, а ничего путного измыслить не может. Глядел он, глядел на дрова, которые без числа наготовили черти в лесу, и от нечего делать стал бревна саженные подряд одно к другому подвязывать. Опять не дождались его черти, послали одного поглядеть. Прискакал черт в лес, а портной как раз бревно с бревном связывает.
— Что ты делаешь? — спрашивает черт.
— Я-то? Что я вам, каждый день стану в лес таскаться? Вот свяжу все, что есть тут, да за один раз и отволоку!
Испугался черт — больно уж сердито портной отвечал ему — и стал просить:
— Портной, миленький, оставь все как есть, не то мы сразу дрова сожжем, а на зиму ничего не останется. Лучше уж я таскать за тебя стану каждый день понемногу.
Взялся тут черт за верхние ветки бука огромного и стал книзу пригибать, чтобы верхушку к комлю подвязать. Совсем было подтянул, вдруг кричит:
— Ой, ой, подойди, земляк, подержи эту ветку, у меня пояс на штанах лопнул!
Не мог от этого портной отказаться, схватился за притянутую к земле верхушку бука. Да только в ту самую минуту, как черт ее
выпустил, дерево выпрямилось и так портного подбросило, что он по другую сторону леса упал, да на куст.
Грохнулся портной, в глазах потемнело, а из-под куста заяц выскакивает. Испугался ушастый, со всех ног улепетывает, а портной за ним бежит, и как-то так вышло, что прямо на черта и выбежали. Удалец портной не растерялся, на все корки зайца ругает:
— Ах ты, тварь, хитрюга эдакая! Ведь я, чтоб поймать тебя, через лес перепрыгнул, а ты, хитрец, все равно увернулся.
Так и клял зайца всю дорогу.
Дома черти сошлись в кружок, пошептались, решили портного еще раз испытать: если и тут его верх будет, заплатят ему что следует и пускай идет восвояси.
На другой день выбрали черти самого сильного и послали портного с ним в поле силу испытать. Черт взял с собою кнут да палицу. Вышли на поле, черт говорит:
— Ну, удалец портной, покажи свою силу. Погляжу я, так ли щелкнешь кнутом, как я!
— Лучше бы ты не давал этот кнут мне в руки, — сказал портной, — потому как я уж щелкну, так щелкну, как бы глаза у тебя от того не выскочили.
— Ну и пусть выскочат, — не отступался черт.
— Ладно, только сперва ты щелкни,— сказал портной.
Взял тут черт кнут, размахнулся и так щелкнул им, что портной с перепугу через голову перевернулся, едва на ноги поднялся. Но все ж говорит:
— Н-да, братец черт, удар-то был так себе. А теперь закрой-ка глаза, не хочу ведь я, чтоб ты их лишился.
Подумал-подумал черт, вроде дело не шуточное, и закрыл глаза. Удальцу портному ничего больше и не требовалось, подхватил он палицу и так шарахнул черта по голове, что десять ушатов воды на него вылили, пока черт в чувство пришел.
— Ну,— говорит портной, когда черта поставили кое-как на ноги,— кто из нас крепче кнутом щелкнул, а, братец черт?
— Ты, ты,— отвечает черт, зубами от боли скрипит.— Хва«Эге, а сила-то у меня, оказывается, богатырская, — удивился себе самому портной.— Вот уж не думал, право! Ну, коли так, ура мне, ура! Пойду по свету удачи искаbr /ть».тит уж, пойдем-ка домой.
Рассказал дома черт про новый подвиг портного, перепугались черти до смерти, тотчас мешок приволокли, доверху набили золотом.
— Бери,— говорят портному,— только оставь нас в покое, больше глаз сюда не кажи.
— Ну, нет! — рассердился портной.— Ишь какие, со двора прогонять! А коль хотите, чтобы ушел я до срока, сами мешок ко мне отнесите. Не то здесь буду жить, пока три года не минет.
Испугались черти, ведь им это хуже ладана. Послали самого сильного мешок с золотом оттащить, лишь бы от портного избавиться. Удалец портной зашагал налегке, черта с мешком обогнал.
Пришел домой, приказал жене в сарае половы мешок набрать и, как черт появится, выйти с мешком во двор и на глазах у него мешок на чердак закинуть, а мужу сказать: «Гляньте-ка, муженек, и я не сидела сложа руки, покуда вас не было, в мешке-то чистое золото».
Женщина все исполнила в точности. Увидел черт, что и жена у портного силы необыкновенной — вон как легко мешок с золотом на
чердак закинула! — заспешил со страху, свой мешок туда же забросил и, давай бог ноги, побежал, словно за ним гнались. Даже оглянуться не смел, пока не добежал до леса. Тут навстречу ему волк выходит, спрашивает:
— Куда это так торопишься, братец черт?
— Ох-ох, и не спрашивай, братец волк! Неужто не слыхал ты про удальца портного?
И рассказал он волку про все портновские подвиги.
Долго хохотал волк, да так, что по лесу гул-звон пошел. А когда вволю нахохотался, стал черта уговаривать вместе к портному идти и мешок с золотом отобрать: какой же силач тот портной, квелый он, в чем душа держится.
И верилось черту, и не верилось, но согласился он — худо ли мешок золота получить назад! Только условие поставил: ярмо изготовить и обоим в него головы сунуть — боялся, что волк, как до дела дойдет, сбежит, его одного оставит.
Волк говорит:
— Так и быть, мне-то что.
Сделали они ярмо, головы в него сунули, клинышек вставили и отправились на портнов двор. А во дворе детишки портного играли; увидели, что черт с волком идет, головы в ярме, думают: видно, черт волка привел, чтоб было кого в тележку запрячь,— да как закричат:
— Гляньте, гляньте, папенька наш и волка у чертей заработал! А один малец добавляет:
— И черта возьмем, не отпустим, и черта возьмем, не отпустим! Услышал черт, и такой тут страх его обуял, что припустился он
бежать со всех ног — и ярмо тянет, и волка. Волк хрипит:
— Не беги, дуралей! Не бойся, черт полоумный!
А черт ничего не слышит, бежит как оглашенный. Так и тащил за собою волка, пока тот головой промеж двух деревьев не встрял. Тут из ярма клинышек выпал, оно и распалось. А черт дальше помчался. Может, и сегодня еще бежит.
Удалец портной навсегда от черта избавился и от волка тоже, зажил он счастливо со всеми детьми-домочадцами. Золота ведь заработал с избытком.
Зайцы короля

Было ли, не было, может, и было, да за семьюдесятью семью царствами-государствами жила на свете бедная женщина с тремя сыновьями. Совсем они обнищали, на обед воду варили, стружкою заправляли, так и перебивались со дня на день. Подросли сыновья, надоело им бедствовать-голодать, и решили они побродить по свету, счастья попытать.
Однажды старший сын и говорит матери: — Испеки мне, матушка, лепешку в золе, пойду я счастья искать по свету. Поплакала бедная женщина и отпустила сына. Шел он по дорогам, брел по горам и долам, глядит — неподалеку колодец стоит, а сруб у него позолоченный. Сел парень возле колодца, достал из котомки лепешку. Только положил в рот кусок, откуда ни возьмись, мышка выбежала, встала перед ним и говорит:
— Дай, молодец, лепешки кусочек, вот уж семь дней, как у меня ничего во рту не было.
— Да хоть бы и семьдесят семь дней ты не ела, мне-то что. Этой лепешки для меня одного мало,— говорит ей парень.
Приуныла мышка, поплелась прочь, едва ноги передвигает, схоронилась в ямку, а парень дальше пошел.
Долго шел, пока не очутился в стольном городе королевском. Направился парень сразу в королевский дворец, сел у ворот, счастья-удачи поджидает. Сколько-то времени прошло, выходит король. Увидел парня, первый с ним поздоровался, спрашивает:
— Куда путь держишь, бедный человек?
— Ищу, государь, службу какую-нибудь, может, что и найду.
— Тогда во двор ко мне заходи, там у меня зайцев сто штук, найму тебя к ним пастухом. Выгони ты их на лужок, да гляди ни одного не потеряй, не то и голову потеряешь!..
Утром погнал парень сотню зайцев в поле, а они, только из города вышли, сразу все врассыпную. Совсем духом пал молодец, в сторону дворца и поглядеть боится: бросился наутек, до самого дома бежал без передышки. Рассказал он братьям, где был и что делал, про все рассказал, что с ним случилось. Вышел тут средний брат, на руки поплевал.
— Теперь я,— говорит,— пойду счастье попытаю и уж зайцев тех устерегу, жив не буду.
Да только и с ним все было точно так, как со старшим братом. У колодца позолоченного и он присел отдохнуть, мышка и у него кусочек лепешки попросила, а он ничего ей не дал. Пришел в столицу королевскую, нанялся к королю зайцев стеречь, а наутро, как в поле их вывел, разбежались зайцы в разные стороны.
Вернулся парень домой несолоно хлебавши, а тут младший брат Янко в дорогу сбирается: ну как ему улыбнется счастье! Испекла ему матушка лепешку в золе, большая получилась лепешка, как у тачки колесо, и отправился Янко счастья искать.
Вот идет он, бредет и видит колодец позолоченный. Сел возле него закусить, выбегает мышка и просит, умильно так, кусочек лепешки.
— Веришь,— говорит,— две недели крошки во рту не было!
— Ах ты, мышка-малютка, да я с радостью,— отвечает ей Янко,— может, и мне не придется долго на одной этой лепешке сидеть.
Поблагодарила его мышка и говорит:
— Ну, бедный человек, за добро я тебе добром отплачу. Я ведь и старших твоих братьев просила уделить мне кусочек, только они-то недобрые оказались.
Метнулась она к себе в норку и выносит оттуда маленький рожок.
— Возьми этот рожок, добрый человек, он тебе пригодится.
— Ой ли? Что ж мне с ним делать? — спрашивает Янко.
— Бери, бери,— говорит мышка,— а как случится какая-нибудь беда, подуй в него, и все обернется к лучшему.
Подумал Янко: «Рожок, конечно, вещь бесполезная, но и вреда от него не будет. Возьму». Бросил он рожок в котомку и зашагал дальше. Нигде не останавливался, пока до королевского дворца не добрел. Пришел, сел в воротах, выходит король.
— Что тебе нужно здесь, бедный человек? — спрашивает. Янко королю говорит:
— Хочу к кому-никому в работники наняться.
— Вот и ладно,— говорит король,— мне как раз толковый пастух требуется зайцев пасти. До сих пор, сколько пастухов было, никто не сгодился. Так что ты уж гляди, чтоб ни один заяц не пропал, а не то и твоя голова пропадет!..
На том сговорились. Утром выгнал Янко сотню зайцев на луг, а они на траву и не глянули, разбежались вмиг кто куда.
— Ой, дева Мария, святой Иосиф, что ж мне делать теперь! — воскликнул Янко.
Вспомнил он тут про рожок, нашарил в котомке, подул в него, и вдруг все сто зайцев повернули назад и сбились в кучу, как овцы.
Видел все это король с галереи дворцовой, ничего понять не мог: каким таким колдовством Янко-пастух всех зайцев в кучу собрал? «Ну, погоди же,— думает,— не может быть, чтобы привел ты домой всех зайцев до единого. Во всяком случае, уж я тебя испытаю».
Призвал он служанку, велел ей мешок взять, пойти на луг и попросить у пастуха зайца, на него, короля, сославшись.
Побежала служанка на луг, просит у пастуха зайца, а он ей:
— Нет, не дам, мне моя голова дорога.
Она опять: так и так, во дворце гостей ждут, король обоих их лишит головы, если не будет на столе зайца.
Спорили они, спорили, откуда ни возьмись, мышка прибежала, незаметно шепчет Янко на ухо:
— Не бойся ничего, одного зайца дай ей, остальное моя забота. Послушался Янко мышку, схватил одного зайца за ухо, в мешок
бросил, девушка во дворец побежала. Да только мышка успела за ее мешок уцепиться. Девушка сто шагов не сделала, а мышка уж дырку прогрызла в мешке, заяц выскочил да опрометью к остальным кинулся. Мышка тоже с мешка наземь спрыгнула, схватила коровью лепешку и в мешок сунула — вместо зайца.
Вечером пригоняет Янко зайцев домой, а в воротах король стоит, ругается, проклятьями сыплет.
— А ну, иди, иди сюда, висельник, ты что ж это мне в мешке прислал?
— Богом клянусь,— отвечает Янко,— зайца послал, государь! Позвали служанку.
— Скажи, девушка, что дал тебе пастух?
— Зайца дал, ваше величество, право зайца дал, чтоб меня гром разразил!
— Гм, никогда такого не видывал,— удивился король.— Где ж он, заяц тот?
Стали зайцев считать, и один раз, и два, и три пересчитали, все равно ровно сотня выходит.
— Ну, пастух, таких пастухов у меня еще не было,— сказал король, — чтоб и зайца отдать, и ни одного не лишиться. Говори, чего ты желаешь!
— Дай ты мне, государь, лохань золота, потому как дома у нас бедность страшная.
Тотчас приказал король большой мешок принести и доверху набить его золотом. На двенадцати волах везли тот мешок — едва довезли. Из дальних краев приходили люди на такое богатство любоваться.
А кто не верит, пусть сам пойдет да проверит.